#Ночное_чтиво
Сфера пульсировала мягким светом прямо в моих руках, освещая ночной парк. Андрей стоял рядом, спокойно раскуривая свернутую пару минут назад самокрутку.
— Ну? Чего ждешь-то. Давай, жми, — говорит он с насмешкой.
Урод ты, Андрей. Вот зачем так? Я же и правда нажму. Сожму эту чертову сферу обеими руками — и пусть катится этот гребанный рагнарек к черту. Даже если это бессмысленно.
— Не нажмешь. Сам же понимаешь. Чисто для наглядности тебе пример привел, — и он подходит ближе, продолжая ухмыляться краями губ. Сволочь. Иди-ка ты к черту, Андрюша.
Не хочу я заморачиваться твоими сложными материями. Мне больно. Я потерял близких людей — уже не говорю про кучу других жизней, про вещи, про смысл жизни, в конце-концов — про все.
Так что пошел-ка ты нахрен. Хуже все равно не будет. Что может натворить отчаявшийся человек с игрушкой бога?
Вот сейчас и посмотрим.
— Выкуси, Андрюшка, — с тихой, не доставляющей радости злостью говорю я и сдавливаю сферу.
В его глазах удивление и, кажется, ужас. Не важно — уже в следующую секунду мир, каким мы его знаем, перестает существовать.
* * *
Утренние лучи солнца искажаются оконным стеклом и бьют по глазам. Я беру телефон, чтобы посмотреть на время и тут же выключаю его обратно. Выходной. Я могу спокойно подремать.
Дни тянутся спокойно и счастливо. Это утро — такое же доброе, как и десятки утр до него. Город шумит за окном, я же спокойно встаю, готовлю завтрак и наслаждаюсь жизнью — размеренной и приятной, словно обволакивающая тебя теплая вода.
Моя жизнь — просто чудо... Бывает у человека период, когда он прошел через все трудности, и наконец наслаждается заслуженным благами. Этакий просвет в темном коридоре судьбы. И мой просвет затянулся уже на год — просто поразительно везучий я человек. Хотя нет. Удача тут ни при чем — я сам создал это.
Список простых человеческих ценностей — весь при мне. Любимое дело? О, да — я больше года являюсь ведущим физиком в стране, исследуя самые глубокие тайны этого мира... Люди рядом? Спустя годы поисков я, наконец, нашел достойных. Мои друзья прошли со мной все, как и любимая женщина, которая скоро станет моей женой — я уверен. После долгих ссор с родителями, они наконец стали гордится мной, а я, в свою очередь, уважать их. Идеал был достигнут — еще и в том, что этот идеал не отнимал желания что-то делать, скорее наоборот — я искал все новых людей, находил все новые черты в старых, занимался всем, что будет интересно мне, и просто дышал полной грудью.
Депрессии пройдены. Испытания судьбы преодолены. Наконец все прекрасно.
А я иду на любимую работу в крупнейший НИИ страны.
Только по пути по окружающему меня миру проносится резкая рябь. Грудь будто сжали тисками и вдруг отпустили, ребра дернуло, словно они были струной — брынь. Вспышка со стороны института. Гнущиеся здания, будто раскачиваемые ветром. Сознание, выгибаемое, как и этот мир, отказывает мне.
* * *
Пару месяцев спустя, сидя в грязном палаточном лагере посреди разрушенного, смятого, изменившегося города, я все же понял, что это было. Мои коллеги все-таки синтезировали чистую гравитонную материю — какой прорыв в науке, и какая ирония… Она была чертовски нестабильна.
Произошедший выброс энергии разрушил и изменил практически все, что мог. Некоторые дома чудом устояли. Некоторые люди, вроде меня, чудом пережили это. Необузданная, неисследованная энергия подействовала на каждому по-своему. Люди ломались заживо, сходили с ума, исчезали, менялись, таяли… Или просто теряли сознание. Никакой последовательности — чистый хаос.
И, конечно, последовали маленькие подарки из других миров. Вещи, появившееся из ниоткуда и имеющие самые необычные эффекты. Мы могли найти на полках незнакомые виды сока, — иногда и отравленного, а могли отыскать маленький жезл, который разрывает человека изнутри, если направить. Смешно, но к этому привыкаешь — каждый день что-то происходит, и ты перестаешь обращать внимания на любые чудеса.
В тот вечер я разговорился с Андреем — тогда я еще не знал, как его зовут, на тему старого мира.
— Я бы все отдал, чтобы вернуть все, как было, — говорю я пускающему дым собеседнику.
— Идиотизм, — резко отрывает он. — Любое изменение — к лучшему. Даже подобное.
— Ценой стольких жизней? — я злюсь, и злюсь не на шутку. — Ценой разрушений по всему миру? Это — идиотизм. Это катастрофа, а не новый опыт.
— Люди, — хмыкает Андрей, — учатся только на плохом. Да и это, в общем, не важно.Ты говоришь так, как велят тебе эмоции, совесть, мораль, но предложи я тебе вернуться обратно, ценой потери всех накопленных знаний — и ты не рискнешь. Ученый ведь, а не дурак с улицы.
— Болтай, — отвечаю. — Я бы все отдал, чтобы вернуть все, как было, и плевать мне на знания и опыт.
Тут он ухмыляется. Как-то ехидно и интригующе. И говорит:
— Давай проверим. Я дам тебе возможность.
* * *
Еще два месяца спустя мы, наконец, находим его “возможность”, закопанную в темном, разрушенном, как и все вокруг, парке.
Я скидываю полотенце, обволакивающее круглый объект, и достаю сферу на воздух. Она мрачно сияет тусклым ночным светом. В ней будто отображается весь наш мир.
Мы с Андреем нашли ее через длинные цепочки слухов и предположений. Эту штуку достали из развалин исчезнувшего с лица земли НИИ... Только вот никто не хотел иметь с ней дело.
Почему? Она была создана из той же гравитонная материи, которая исказила, искалечила наш родной мир. Появилась она, вероятно, из мира, чертовски похожего на наш — мира, что находился будто за тонкой картонной стеной, и которую проломил этот чудовищный выброс энергии. Говорят, там, в развалинах института, слышны голоса из того мира.
Сферу достали оттуда, но все хотели лишь избавится от нее. Так что мы просто прошлись по цепочке слухов и обнаружили, что последний владелец от греха подальше закопал ее в этом парке.
При чем тут Андрей?
Однажды он нашел записку с инструкцией к сфере. Суть же крайне проста — если ее сжать, она откатит время назад. Это и была его возможность, а также проверка теории о том, что я ничего не сделаю. И теперь она лежала у меня в руках.
— Вот тебе твой шанс, — говорит он, растягивая буквы. — Вот он. Только ты физик. Знаешь, что будет, если нажмешь — время вернется, но вот ты об этом помнить не будешь. И я. И все остальные.
— К черту помнить. Это не важно, — отмахиваюсь я, завороженно смотря на сферу в своих руках.
Он тихо смеется, и отвечает мне — выразительно и четко:
— А если не помнить, тогда как ты не допустишь повтора?
И ведь он прав. Я знаю, что прав. Черт.
— Ну? Чего ждешь-то. Давай, жми, — говорит он с насмешкой.
Урод ты, Андрей. Вот зачем так? Я же и правда нажму. Сожму эту чертову сферу обеими руками — и пусть катится этот гребанный рагнарек к черту. Даже если это бессмысленно.
— Не нажмешь. Сам же понимаешь. Чисто для наглядности тебе пример привел, — и он подходит ближе, продолжая ухмыляться краями губ. Сволочь. Иди-ка ты к черту, Андрюша.
Не хочу я заморачиваться твоими сложными материями. Мне больно. Я потерял близких людей — уже не говорю про кучу других жизней, про вещи, про смысл жизни, в конце-концов — про все.
Так что пошел-ка ты нахрен. Хуже все равно не будет. Что может натворить отчаявшийся человек с игрушкой бога?
Вот сейчас и посмотрим.
